Всё для Форекс

Европа пытается выиграть неравный бой за свою единую валюту при помощи морально устаревшего оружия и старых, доказавших свою неэффективность политик. Вместо того, чтобы выделять астрономические суммы на программы по вытаскиванию банков из долговой ямы, лучше бы они сформировали независимый орган для контроля за долгами в странах ЕС.
В сентябре этого года канадский экономист Роберт Манделл отпразднует 50-летний юбилей со дня публикации его "Теории оптимальных валютных зон", которая не только принесла ему Нобелевскую премию в области экономики, но и сохранила свою актуальность по сей день, как краеугольный камень в спорах вокруг евро. По словам Манделла, для нормальной работы монетарного союза требуется максимально свободное перемещение капитала и трудовых ресурсов.

Между тем, бывший канцлер Германии Хельмут Коль всегда считал идею "долгосрочного экономического и монетарного союза без политической составляющей" редкой ересью. В этом контексте мысли Манделла обретают новый смысл и становятся актуальными как никогда.

Политики в Берлине, Париже и Брюсселе пытаются перещеголять друг друга, предлагая все новые и новые планы по координированию экономической и финансовой политики. Министр финансов Германии Вольфганг Шойбле обещает "вывести процесс европейской интеграции на новый уровень". "В будущем", - вторит ему французская коллега Кристин Лагард, - "каждая страна должна будет учитывать последствия своей экономической политики для других участников союза".

А Президент Европейской комиссии Хосе Мануэль Барросо считает своим долгом наделить Европейский Союз еще большими полномочиями: "Мы должны усиливать и расширять политическую координацию в рамках Европейского Союза". Кто выигрывает от такого открытого проявления чувства локтя? Совершенно очевидно. На прошлой неделе стало ясно, что Португалия, родина Барросо, последует за Ирландией и Грецией, став третьей страной Еврозоны, обратившейся в ЕС за экстренной финансовой помощью.

Пан либо пропал

Когда речь идет о проблемах ЕС, нельзя забывать про статус кво. Как только шестеренки начинают заклинивать, тут же со всех сторон раздаются призывы к более тесной интеграции. Политики рассматривают кризис, как новую возможность и, в своем поведении, следуют традиционной брюссельской логике о том, что Европа, как велосипед, либо едет вперед, либо падает.

Для европейцев, преданных делу интеграции, очевидно, что все дороги ведут в Брюссель, поэтому не удивительно, что главы европейских государств на последнем саммите постарались создать себе имидж ярых борцов за идею объединенной Европы. Они хотят увеличить свой стабилизационный фонд, они хотят экономическое правительство и пакт о конкурентоспособности. Европейская комиссия теперь может более пристально следить за национальными фискальными политиками. По словам Канцлера Германии Ангелы Меркель, это вопрос "солидарности вместе с надежностью и улучшенной конкурентоспособностью". Конечно, эти устремления весьма похвальны, но они плохо согласуются с необходимостью излечить тяжелую болезнь единой валюты.

Последняя резолюция ЕС ни на шаг не продвинула нас к решению долговых проблем. Вместо активных действий мы получили невразумительные попытки продолжить строительство воздушных замков в старой доброй европейской манере. А ситуация, между тем, требует более тесного политического сотрудничества и готовности к изменению практик по управлению бюджетом. Люди уже давно уяснили, что, когда дело доходит до кредитования, страны Европы ведут себя как заядлые курильщики. В новогоднюю ночь они во всеуслышание объявляют о том, что бросают свою пагубную привычку, и демонстративно топят в унитазе последнюю пачку сигарет, но на утро бегут за новой.

"3.0 это 3.0"

Такая модель поведения давно снискала дурную славу в истории экономики и монетарного союза. В конце 1990-х появился евро, и европейские правительства обязались следовать жесткой бюджетной дисциплине. В соответствии с положениями Пакта о стабильности и росте, страны, накопившие слишком много долгов, должны были подвергнуться санкциям. Чтобы сразу исключить попытки обойти установленные уровни долга при помощи различных трюков и махинаций, министр финансов Германии Тео Вайгель произнес свою известную фразу: "3.0% - это 3.0%", имея ввиду, что 3% порог дефицита по отношению к ВВП.

Прошло двадцать лет, и теперь совершенно ясно, что европейцы используют совсем другую математику. Европейские страны нарушали 3% порог дефицита по отношению к валовому внутреннему продукту (ВВП) в 97 случаях, но ни разу никто не пострадал от санкций. Наоборот, в определенный момент Германия настояла на том, чтобы добавить исключение к некогда жестким формулировкам Пакта, предполагая, что Европа пребывает в состоянии постоянного экономического стресса. Учитывая возможность весьма вольного толкования европейских договоров, легко понять, почему результат оказался совсем не таким, как предполагалось. На самом деле, после введения единой валюты европейские страны умудрились не сократить долги, а накопить новые. То, что разрабатывалось, как пакт о стабильности, на деле оказалось соглашением, лишь усиливающим нестабильность.

Второй проект европейских правительств был связан с экономическим ростом. На заре нового тысячелетия ЕС поставил перед собой новую цель "трансформировать Старую Европу, превратив ее в самую конкурентоспособную экономическую зону в мире в течение десяти лет". Продвижение к этой скромной цели получило название "Лиссабонский процесс", который являл собой, пожалуй, единственную в своем роде попытку использовать инструменты монстрической бюрократической машины для создания экономической динамики.

Амбициозные планы, ничего не скажешь. Но проблема в том, что европейские лидеры никогда не могли договориться о том, что такое конкурентоспособность. В результате, новая европейская инициатива не только не помогла странам ЕС догнать остальных, но и, фактически, оставила их в самом хвосте по сравнению с другими развитыми странами, такими как Канада и Новая Зеландия, не говоря уже о развивающихся экономиках Китая и Индии. Год назад Президент Европейской комиссии Барросо пожаловался, что всегда считал "лиссабонские цели далекими от реальности".

А политики остались все такими же мечтателями

Лучше бы он прислушался к мнению политика и социолога Ральфа Дарендорфа, члена Европейской комиссии с 1970 года по 1974 год. Большой сторонник идеи европейского единства, Дарендорф неоднократно высказывался против объединения экономической и фискальной политики, даже когда ЕС состоял вcего из дюжины западноевропейских государств. Дарендорф полагал, что у стран-участниц слишком разная экономическая культура, чтобы объединить их всех под одной политикой. Сегодня в ЕС почти в два раза больше стран, да и Еврозона прилично выросла. Она объединяет много людей, от Кабо да Рока в Португалии до Талина в Эстонии, она объединяет такие непохожие экономики, как туристическую Словению и промышленного гиганта Германию, ориентированную на стабильность Голландию и Италию, с ее всем известными инфляционными проблемами.

Для такого разношерстного клуба не подходит строгий свод правил. Дарендорф предостерегал против погони за химерами в европейской монетарной политике еще до появления на свет евро. Однако его преемники, судя по всему, твердо намерены как раз этим и заняться. Чтобы сохранить единую валюту, они готовы следовать все тем же старым иллюзиям, что и во время введения евро в обращение. Снова идут разговоры о Пакте о стабильности, и снова правительства будут принимать решения о возможных санкций, тогда как эти функции следовало бы передать независимым органам. Позволять нарушителю выступать в роли судьи - не тот подход, который может гарантировать непредвзятость вынесенных решений.

"Пакт раздора"

Канцлер Германии Ангела Меркель также предложила разработать новый пакт о конкурентоспособности. Он подразумевает реформы заработных плат, пенсий и налогов во всех странах. Еще до начала саммита она подчеркнула, что большая часть соглашения не является юридически обязательной. Тем не менее, ее европейские коллеги удалили из текста практически все конкретные требования, позаботившись о том, чтобы этот предполагаемый пакт никого ни к чему не обязывал. Лондонское издание The Economist даже назвало его "пактом раздора". Даже закоренелые сторонники интеграции сегодня убеждены в том, что таким путем Европу не реформировать. Бывшие президенты Еврокомиссии Жак Делорс и Романо Проди, а также бывший премьер-министр Бельгии Гай Верхофстадт, считают пакт конкурентоспособности неэффективным и не способным принести заметных результатов. Недавно они объявили о новой инициативе, которая на самом деле, сильно отличается от своих предшественниц.

Если эта опытная троица европейских политиков сможет продвинуть ее, Комиссия получит полномочия применять строгие правила к странам-участницам относительно возраста выхода на пенсию, корпоративных налогов, уровня зарплат и расходов на НИОКР. Они предлагают увеличить штат комиссаров ЕС для контроля над соблюдением этих правил, а также ввести штрафы для национальных правительств, отказывающихся их выполнять. Европейской комиссии надо наконец- то "получить доступ к экономической политике", - считают авторы идеи. Только так можно вернуть Европу на путь конвергенции. Кажется, что концепция предельно ясна, но, в то же время, она чем-то напоминает Госплана, центральный орган государственного планирования, существовавшего в плановой экономике бывшего СССР. Еврокомиссия уже установила строгие квоты на такие продукты, как электрические лампочки и биотопливо, чем сильно разозлила некоторых потребителей. В рамках концепции, предложенной Делорсом, Проди и Верхофстадтом, такой принцип должен применяться практически во всех экономических областях и вопросах. Это прямой путь к усилению общественных недовольств действиями Брюсселя.

Как не допустить применения санкций.

Раздвоение личности у сторонников интеграции в национальных правительствах начинается именно с попыток насадить единую европейскую политику. Они призывают к введению единой экономической политики, но, в то же время, отказываются передать Брюсселю хотя бы толику своих полномочий. Они требуют штрафных санкций для долговых грешников, но, в то же время, они не дают их применять. Они пробуждают дух европейского единства, но, в то же время, упрямо следуют национальным интересам. Удо Ди Фабио, судья в Конституционном суде Германии в Карлсрухе, рассуждает о "концептуальных ограничениях, которые на самом деле можно преодолеть только лишь сделав шаг в сторону федеративного государства".

Но ни правительства, ни граждане не готовы сделать его. В результате, центр власти в Брюсселе дистанцирует себя от нужд и потребностей людей. Европейские политики все еще идут по дороге интеграции, хотя простые люди уже давно свернули с нее. После начала кризиса, этот раскол лишь усугубился. Политический союз в Европе уже не кажется чем-то заоблачно далеким, мечтаниями любителей витать в облаках из Европейского парламента в Страсбурге. Это необходимое условие для сохранения единой валюты. Политики на всем континенте задаются вопросом: Сможет ли евро существовать без единой европейской политики в области экономики и фискальной политики?

Создателям евро ответ казался очевидным. Они были уверены в том, что каждая страна должна отвечать за свои собственные долги, в противном случае, единая валюты превратится в удобное средство наживы за счет других. Подобный подход объясняет ответ Хорста Кехлера в 1990-х, бывшего госсекретаря в министерстве финансов, а затем и канцлера Германии, на вопрос о том, может ли евро обанкротиться. Он ответил "Почему нет"? После банкротства Lehman Brothers чрезмерное доверие к традиционным принципам рыночной экономики кажется атавизмом. Теперь повсеместно принято предотвращать банкротство крупных и важных банков или государств Еврозоны. Правительства стремятся гарантировать, что, если крупных заемщик пойдет по миру, он не потянет за собой весь финансовый рынок. Крупномасштабные операции по спасению заемщиков и кредиторов были необходимы и оправданы, когда банковский сектор был объят пламенем. Особенность пожаротушения заключается в том, что эти меры являются чрезвычайными, их не используют изо дня в день, на регулярной основе. Ценность постоянных выкупов проблемных активов за счет средств налогоплательщиков весьма сомнительна. В конечном счете, спасть придется самих спасателей.

Чем дольше оттягивать момент банкротства, тем дороже оно обойдется.

Стабилизационного фонда на сумму 700 млрд. евро, вероятно, хватит, чтобы поддержать Грецию, Ирландию и Португалию. Но если проблемы начнутся в Испании и Италии, его придется увеличить до таких размеров, что страны, оказывающие помощь, просто не смогут его финансировать. Возможно, Франции и Германии, главным казначеям Еврозоны, придется идти с протянутой рукой в поисках денег. Кроме того, экономический опыт показывает, что финансовый ущерб наносит не только банкротство, но и процедура его затягивания. В контексте еврокризиса это означает, что в определенный момент оттягивание банкротства в странах Европейского Союза будет стоить дороже самого банкротства самых злостных должников. Есть все основания предполагать, что мы уже вплотную подошли к этому моменту.

Стоимость обслуживания долга может накрыть некоторые страны не хуже японского цунами. Греция сокращает зарплаты, пенсии и государственные расходы, но несмотря на это, согласно прогнозам, долг страны к 2015 году вырастет до 165% от ВВП. Португалия применяет меры фискальной консолидации одну за другой, что лишь усугубляет экономический кризис в стране. Премьер министр Хосе Сократес подал в отставку от бессилия. Но чем дольше правительства в Афинах и Лиссабоне откладывают неизбежную реструктуризацию долга, тем больше процентов им придется платить, и тем выше нагрузка на европейский стабилизационный фонд.

Сейчас европейские банки находятся в лучшей форме, чем несколько месяцев назад. Когда разразился долговой кризис, правительства направили в банковскую систему обильные потоки денег, чтобы поддержать ликвидность. В то же время, кредиторы воспользовались выгодными условиями на рынках капитала. Они могли занимать деньги у центральных банков под очень низкий процент и одалживать их таким кризисным странам, как Ирландия и Греция уже совсем по другим ставкам. В результате, банки выиграли от кризиса. С одной стороны, они получили прибыль благодаря высокой доходности по облигациям стран, находящихся в зоне долгового риска. В другой - они почти не рисковали, потому что европейский стабфонд гарантировал обслуживание долга.

В скором времени кредиторы и заемщики также будут нести убытки в случае банкротства. Банкам придется показать убытки на своих балансах, а государства долгое время не смогут получить никаких займов. Однако в долгосрочной перспективе реструктуризация пойдет на пользу рынкам капитала. Страны с высоким риском дефолта будут вынуждены туже затягивать пояса из-за растущих процентов. А инвесторы будут меньше средств вкладывать в неблагонадежные экономики, потому что в случае банкротства им придется нести убытки. Эта стратегия позволит не только преодолеть текущий кризис, но и не допустить возникновение нового.

Конечно, для того, чтобы она успешно работала одного желания и доброго намерения правительств недостаточно. Европе нужно правильно расставить приоритеты. В первую очередь требуется принять меры по преодолению долгового кризиса. Если страна не может больше обслуживать свои займы, банки и прочие финансовые институты также должны понести убытки и делать это регулярно, а не от случая к случаю, в рамках резолюций разных саммитов. Европе не нужен политический символизм. Ей не нужны правительства с раздутыми балансами, или пустой пакт о конкурентоспособности, ей не нужны глобальные правила, устанавливающие возраст выхода на пенсию или гармонизирующие уровни валового дохода. Однако ей срочно нужен институт, способный контролировать европейские страны с высоким уровнем долга, оказывать им помощь, реализовывать программы фискального ужесточения и, при необходимости, проводить реструктуризацию долга. Нужен Европейский валютный фонд, который будет финансироваться членами Еврозоны и не зависеть от политического воздействия отдельных правительств. Такой институт поможет Европе гораздо больше, чем инструмент по управлению кредитным кризисом. Фонд станет символом. Он гарантирует, что частные кредиторы ощутят на себе последствия кризиса, а политики не смогут переложить свою ответственность на Брюссель. В будущем снова сформируются взаимосвязи между риском и прибылью, а решения по бюджету, налогам и долгам будут приниматься органами, имеющими на это соответствующие демократические полномочия, то есть национальными правительствами. Такая ситуация также будет перекликаться с идеями Роберта Манделля, чье исследование 50-летней давности все еще используется для поддержки теории о необходимости политического союза. Как ни странно, сам Манделль никогда не поддерживал такую позицию. Напротив, в своем исследовании он пишет, что монетарный союз может существовать в рамках конфедерации государств, при условии достаточной гибкости трудовых ресурсов, капитала, заработных плат и цен. Именно поэтому на вопрос о том, сможет ли евро выжить, есть только абстрактный ответ. Как выразился Манделль, в свойственной ему академической манере, "это вопрос эмпирический".

Майкл Сага
По материалам Spiegel Online